Безмолвие огня. Silence of fire.

Кто-то стучал в дверь кабинета профессора Северуса Снейпа. Он поднял глаза от работы, не в силах подавить внезапно нахлынувшее раздражение. Было уже поздно, отбой для учеников объявили давным-давно, и если он до сих пор был не в постели, то лишь по причине неизбежной проверки вороха гриффиндорских и слизеринских контрольных по приготовлению Трансфигурирующего зелья различного срока действия. То, что ему приходилось проверять их все, было единственным недостатком задавания огромных домашних заданий просто из вредности, а поскольку все ученики копировали одну и ту же книгу, читать работы было чудовищно скучно. Конечно, он все равно собирался поставить слизеринцам высокие отметки и прокатить гриффиндорцев, но его ученики даже не подозревали, что в глубине души он стремился лучше понимать их.

Мгновение Снейп надеялся, что если он не отзовется, посетитель потеряет терпение и уйдет - и ему не нужно будет вставать со стула. К настоящему времени его слизеринцы уже усвоили, что ему совершенно безразлично, что происходит в их спальнях, если только это не окажется что-нибудь совсем уж из ряда вон выходящее, вроде смертоубийства. Снейп также не был - и он хорошо это знал - человеком, внушающим своим ученикам доверие и желание открыться, и редко кто приходил к нему за помощью или поддержкой.

Стучавший оказался более настойчивым, чем Снейп думал. Вздохнув, он поднялся и, открыв дверь, увидел того, кого меньше всего ожидал.

Гарри Поттера.

Гарри Поттер, одиннадцатилетний герой и спаситель мира магов. Тонкая, гибкая фигурка, закутанная в слишком большую хогвартскую мантию; беспокойные зеленые глаза, глядящие на него из-за старых очков. Как всегда, дыхание у Снейпа перехватило, и, как всегда, он скрыл это под маской презрения, которое было лишь наполовину напускным.

- Чего тебе-то надо? - проворчал он.

Он сказал первое, что пришло в голову - и тут же мысленно выругал себя за это. Разумеется, он мог бы придумать что-нибудь получше - такое, чтобы мальчишка повернулся и убежал, вопя от ужаса - если бы его не застали врасплох. Гарри Поттер. У его двери. Разве он мог этого ожидать?

Мальчишка сглотнул и посмотрел себя под ноги, облизнув губы прежде, чем ответить.

- Нам нужно поговорить.

"Нет, не нужно. Нам не о чем говорить". Снейп вздохнул.

- О чем? - он усмехнулся. - Может быть, ты весь год набирался смелости, чтобы наконец высказать мне, как несправедливо я с тобой обращаюсь? Может быть, ты пришел к выводу, что тот, кто встретился лицом к лицу с Темным Лордом и дважды одержал над ним победу, не должен бояться простого учителя зельеварения?

Мальчишка снова сглотнул.

- Нет... Но... Просто впустите меня... пожалуйста.

Часть души Снейпа, ее отвратительно слабая часть, не смогла вынести умоляющего голоса Гарри, и поэтому, без единого слова, он отступил и впустил его, вздыхая про себя. Его застали врасплох. Так нечестно. Он не давал к этому визиту ни малейшего повода. Он мог только надеяться, что мальчишка по-быстрому скажет, что ему нужно, и оставит его в покое, оставит его за этими стенами, которые он воздвиг, чтобы по-прежнему жить в мире с собой. Под его черной тяжелой мантией, под кожей, под хладнокровной маской шевелилось чудовище - чудовище, оживавшее всякий раз, когда он смотрел на сына своего врага, смотрел, охваченный чувством, которое ни один мужчина не должен испытывать при виде одиннадцатилетнего ребенка.

Снейп опустился на стул, скрестив руки на груди, пытаясь унять дрожь. На уроках зельеварения, днем, когда все вокруг них было ярким, полным смеха и разговоров, и Драко Малфой следил за ним хитрым взглядом, ожидая, чтобы он допустил какую-нибудь ошибку - это было одно; и совсем другое дело было здесь, в его личных покоях, в тишине, в темноте. Только он и Гарри. "Я могу в мгновение ока заставить тебя корчиться на полу от Crucio, - думал он, глядя на мальчишку, стоящего перед ним. - Здесь приказываю я. Тебе не одолеть меня. Ты не можешь меня одолеть".

Гарри, казалось, чувствовал себя неловко. Его взгляд перескакивал по полкам в кабинете Снейпа, то и дело замирая, глаза расширялись при виде самых экзотических банок.

- Говори, - велел Снейп.

Мальчик взглянул на него и облизал губы.

- Я хотел поблагодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь.

Раздражение прокатилось сквозь него отрезвляющей волной. Конечно. Герои всегда поступают благородно... Он фыркнул.

- Так значит, Дамблдор рассказал тебе, как все было, и потребовал, чтобы ты пришел сюда и поблагодарил меня. Уверяю, я вполне могу обойтись и без твоей благодарности, особенно неискренней благодарности. Она мне не нужна, Поттер. Можешь идти.

К концу своей небольшой речи он взвинтил себя так, что ему пришлось откинуться на спинку стула.

- Нет, - возразил Поттер, на мгновение встретившись взглядом со своим учителем. - Он не знает, что я здесь. Просто... Мне так жаль. Я подозревал вас, что вы хотите украсть Камень, сперва для себя, потом для того, чтобы отдать его Вольдеморту...

Назвав Того-Кого-Нельзя-Называть, мальчик смолк, секунду поколебался. Затем решил не говорить больше ничего, и просто ждал - ждал, что скажет его учитель зельеварения.

Снейп нахмурился, откинувшись на стуле. Ему нечего было сказать. Конечно, Поттер подозревал, что он хочет заполучить Камень, что он помогает Вольдеморту, этого и следовало ожидать, правда? Вполне можно было обойтись без исповеди и отпущения грехов, которые были нужны ему еще меньше, чем благодарность мальчишки за спасение его жизни.

Но, глядя на Гарри, он видел подлинную боль в зеленых глазах; собственная боль отозвалась в нем эхом, и от этого он чуть не зашипел. Мальчику нравился Квиррелл, вспомнил он, конечно, нравился - Квиррелл нравился всем ученикам: нервный, заикающийся бедняга Квиррелл... Конечно, он всем нравился - безвредный, несчастный человечек... От такого не ожидаешь, что он будет носить в себе Лорда Вольдеморта.

И от этого было больно. "Так всегда. Боже, ты слишком маленький, чтобы выучить этот урок. Больно, не правда ли? Люди не те, кем они кажутся, да? Враг никогда не бывает тем, на кого ты думаешь. Самый безвредный из них всегда таит чудовищный, страшный..." Он торопливо оборвал мысль, пока она не превратилась в воспоминание. "Они не такие, какими кажутся, правда, Гарри? Даже я... Так что ненавидь меня, ради Бога, ненавидь меня, или я убью тебя, задушу тебя, разорву тебя на части..."

В классе, когда Поттер смотрел на него с нахальством, до последней капли унаследованным от отца, ненавидеть его было легко; было легко унижать его и заставлять его платить за каждый миг унижения и стыда, которые Снейпу пришлось испытать. В его покоях, когда Гарри смотрел на него вот так, умоляюще, с болью, Снейп понял, что не в силах его ненавидеть.

Он должен был что-то сказать, припомнил Снейп, речь как будто шла о том, что Поттер заблуждался на его счет и теперь об этом сожалел.

- Мне не нужна твоя благодарность, - наконец сказал он хрипло, давясь словами. Ему пришлось закрыть глаза, отвернуться. Потому что мальчик не был Джеймсом. Джеймс никогда не был слабым. Джеймсу никогда не было больно. Джеймса ему никогда не хотелось обнять и сказать, что все будет в порядке - просто потому, что ложь так сладка; с Джеймсом он никогда не испытывал такой боли, что даже ненависть была лучше, потому что ненависть очищала, ненависть не рождала желания прикоснуться к его щеке - и касаться его, и любить его больше, чем взрослому позволено любить одиннадцатилетнего мальчика.

Он не мог вынести этот взгляд. "Я не могу дать тебе этого, Гарри. Я знаю, что тебе нужно, я знаю, что ты хочешь, но не от меня... Ты слишком маленький, чтобы понять это, Гарри... Не от меня. Я просто... слишком близко к тебе, я думаю о тебе страстными, постыдными ночами... Я не могу дать невинной любви, Гарри, ни тебе... ни кому-то еще. У меня есть только тьма".

- Вы ведь по-настоящему не плохой, да? - спросил вдруг мальчик. - Я имею в виду, я всегда думал... Но... Если Квиррелл... и...

Он так старался, так старался понять то, что ему было еще слишком рано понимать. Снейп закрыл глаза.

- Ты не имеешь права судить обо мне, - произнес он очень медленно. - Я не изменюсь. Я такой, какой есть, и я не позволю тебе забыть об этом ни на мгновение.

Угроза была непонятной, и Снейп понял, что только что сделал именно то, чего делать не собирался - и это не возымело никакого действия. Мальчик внезапно потянулся к нему, и Снейп даже не успел осознать, насколько он близко - чересчур близко.

- Не вздумай меня обнимать! - воскликнул Снейп, захлебнувшись собственным голосом, низким и хриплым, и вскинул руки, защищаясь.

Но Гарри не обнял его. Вместо этого он наклонился и коснулся губ Снейпа своими губами.

Это был короткий поцелуй, детский неопытный поцелуй, просто соприкосновение губ, продлившееся чуть больше мгновения - мужчина был слишком потрясен, чтобы ответить, но все же машинально перехватил мальчика за руку, чтобы тот не мог отодвинуться.

- Подожди, - произнес он инстинктивно и, в свою очередь, наклонившись, мягко поцеловал мальчика в губы.

Ему подумалось, что он переходит всякие границы, но короткий поцелуй казался таким восхитительным. Губы Гарри пахли детством и невинностью, были такими сладкими и нежными, и все же Снейпу пришлось расстаться с ними спустя всего лишь мгновение, оставившее слишком много огня в его венах и тупую боль у него в паху. Он понимал, что сделал что-то ужасно неправильное, что он поступил отвратительно. Ему следовало сдержать себя, он знал это, и чувствовал раскаяние, которое не было до конца искренним, и ненавидел себя за это.

Он смотрел Гарри прямо в глаза, медленно отпустив его руку, ища в лице и во взгляде следы ужаса, отвращения. Что он наделал? "Да, он первым поцеловал тебя, но он маленький, ради всего святого, он же ребенок, ему одиннадцать лет, не смей, он не знает, что делает, он совсем не этого хотел…"

Торопливый стук сердца Снейпа отмерил вечность, прошедшую, пока кто-то из них не пошевелился. "Черт возьми, я не помню, как это было, когда мне было одиннадцать, что вообще он знает о сексе? Что дети об этом говорят сейчас, что они делают, может быть, обмениваются невинными поцелуями в спальнях, может быть, между ними нет еще даже этого, но он понимает, что это другое, совсем другое... в этом нет ничего от их невинных забавных исследований, ничего невинного нет во мне, только тьма, и я хочу тебя, так хочу, так..."

- Так нельзя, - прошептал Гарри. Он опустил глаза, щеки горели, но голос был твердым. Он знал, что это неправильно - неважно, что он знал и чего не знал о сексе - так, как только ребенок может инстинктивно знать, так, как ребенок с легкостью отличает добро от зла и хорошее от плохого; он знал, что целоваться в губы - это нечто слишком интимное, то, чего не должно происходить между ребенком и взрослым.

- Да, верно, - согласился Снейп.

Он видел его стыд и смятение, но он также видел и другое - как отчаянно мальчику это нужно, как необходимы ему любовь и нежность, и осязаемая ласка, как он уязвим, и смущен, и напуган, и как легко Снейпу было бы воспользоваться этим - "Нет, не воспользоваться, никогда, ни в коем случае. Не дай бог испугать его, ведь он так хрупок, слишком, слишком хрупок. Лучше уходи отсюда, не позволяй мне дотрагиваться до тебя, какие мягкие волосы, позволь мне, я не сделаю тебе больно, обещаю, Гарри".

- Чего ты хочешь? - спросил Снейп тихо, голосом, непривычным к мягкому тону, и слова вышли хриплым шепотом. Мальчик должен сделать выбор сам, без принуждения. Потому что его так легко сломать; всего одно неправильное слово, одно чересчур интимное прикосновение - и что-то в нем надломится, и никто не сможет это исправить. Игра была опасной, но Снейп все еще чувствовал сладость поцелуя на губах, и так отчаянно хотел еще, что это стоило любого риска. "Скажи, что ты хочешь меня. Пожалуйста".

Гарри поколебался. Прикусил губу, глядя в пол, сглотнул и, как будто сделав над собой усилие, произнес:

- Я... Можно, вы... поцелуетеменяещераз?

Снейпу пришлось сдержать устремившийся на волю стон, когда он услышал эти слова, и его член окреп, пульсируя. "Теперь... осторожно. Очень медленно. Не напугай его".

- Да. Если ты в самом деле этого хочешь.

Мальчик поднял глаза. На его лице было смущение - и легкий румянец, и его взгляд, встретивший глаза Снейпа, умолял о любви, и доверии, и безопасности. Он кивнул, один раз.

Снейп облизнул внезапно пересохшие губы и наклонился вперед, слыша отчаянный стук своего сердца - задержался на мгновение в дюйме от лица мальчика, чтобы убедиться, что Гарри не собирается отшатнуться. Затем снова коснулся губ мальчика своими губами.

Это второй поцелуй был еще слаще, теперь Снейп мог позволить себе по-настоящему его почувствовать. Он закрыл глаза, вдыхая запах волос и кожи Гарри, снова чувствуя вкус его губ. Это был поцелуй без ответа, но Снейп слегка прижал свои губы к губам Гарри, сдерживая стоны, которые вот-вот могли превратиться в крики чистого наслаждения. Слишком прекрасно, слишком чудесно то, что мальчик позволяет ему делать это, позволяет целовать его, целовать...

Задыхаясь, Снейп заставил себя отстраниться.

- Ты не против? - выдавил он, пытаясь дышать ровнее. Он знал, если Гарри хотя бы заподозрит, какое безумное, яростное желание пылает в нем, его глаза распахнутся от ужаса. Он отшатнется, если только представит, насколько дальше простых поцелуев Снейп хотел бы зайти (хотел бы, но не сделает этого, пообещал он себе), если он узнает, как жестоко Снейп подавляет желание опрокинуть его и поглотить его целиком, сорвать с него одежду и полностью овладеть им, руками и ртом, и телом, и оказаться в нем, и душить, и рвать на части в порыве наслаждения, невзирая на крики, и слезы, и мольбы. Конечно, он не сделает этого, ничего кроме поцелуев и прикосновений, всего лишь дотронется слегка до его волос, до нежной шеи. "Это ведь никому не повредит, правда?" - уговаривал он сам себя.

Гарри кивнул, и Снейп потянулся к волосам мальчика, отвел их с лица - и этот момент напомнил ему о Джеймсе болезненным толчком в груди. Шепотом произнесенное заклинание пригасило свет. Огонь потрескивал в камине. Было тихо. Спокойно. Снейп провел пальцем по мягкой щеке мальчика, глядя ему в глаза. Гарри снова кивнул, немного смущенно, но подтверждая, что все хорошо.

Снейп снова нагнулся и прикоснулся к губам ребенка. Этого мало, этого всегда будет слишком мало... Гарри слегка приоткрыл губы, и Снейп лизнул его нижнюю губу, слегка сжал ее губами, вдыхая особый запах детской кожи, перебирая его мягкие, невообразимо мягкие волосы.

Он отстранился, потом снова поцеловал Гарри. Коснулся его лица, провел кончиками пальцев по шее, поцеловал подбородок, щеку, нежно, осторожно, чтобы не испугать мальчика - и у него так стояло, болезненно, ужасно стояло, что он медленно передвинулся вперед на стуле, чтобы эти дюймы дали ему возможность прижаться к Гарри.

Гарри, похоже, не возражал против более тесного объятия, и того, что нечто твердое прижалось к его ноге; он не отстранился, но глаза у него расширились.

- Все в порядке? - спросил Снейп, резче, чем ему хотелось, убирая волосы со лба Гарри и целуя его в висок. Его член пульсировал от желания, от вожделения, и когда Гарри слегка пошевелился, его тело коснулось Снейпа, и Снейпу пришлось закусить губу, чтобы превратить стон в приглушенное шипение сквозь зубы. Это не должно было быть так приятно, не должно, но он так хотел этого... Дрожащими руками он продолжал гладить волосы мальчика.

- Да... - тихо протянул Гарри, и Снейп смотрел в его лицо, вспыхнувшее, смущенное и такое прекрасное. - Все в порядке и все... Но, - он облизал губы, - почему вы сказали, что так нельзя, а потом все равно стали это делать?

Снейп вздрогнул.

- Потому что ты очень красивый, - сказал он первое, что пришло ему в голову, целуя волосы мальчика, теснее прижимая его к себе, целуя в шею.

- Я думал, вы меня ненавидите, - раздался очень тихий голосок, и Снейпу казалось, что от этих слов он должен что-то вспомнить - кажется, была какая-то причина, почему мальчик должен был его ненавидеть, что-то насчет Вольдеморта и... но это не имело значения, не могло быть важным, только не сейчас, когда он обнимал Гарри, повторяя:

- Нет. Нет, нет, нет... Конечно, нет, - он задыхался, не мог говорить ровно. - Как можно тебя ненавидеть? - прошептал он, по-настоящему расстроенный этой мыслью, а его член так стоял, это было так хорошо... когда-то давно он ненавидел мальчика, кажется, он припоминал это, но даже ради спасения собственной жизни он не смог бы сказать теперь, за что.

Он снова поцеловал Гарри в губы, и спросил, отклонившись на дюйм:

- Может быть, ты приоткроешь немножко рот?

В этой простой просьбе было столько распутства, что его член запульсировал - он почувствовал, что может кончить от одной этой мысли.

Гарри почти послушался, а затем снова закрыл рот.

- Зачем?

Снейп вдыхал его запах, чувствовал мягкую, юную кожу своей щекой.

- Чтобы... я мог лучше поцеловать тебя, - выговорил он.

- А… ладно... - голос был слегка удивленным, но маленький рот приоткрылся, и Снейп накрыл его своим ртом и осторожно вошел в него языком. Нежно касаясь, он провел по языку Гарри, один раз, мягко, и отстранился.

- Тебе понравилось? - прошептал он, закрыв глаза. Стояла такая тишина, что слышалось только их дыхание и слабый шелест одежды, и стук его сердца в груди, и кровь, пульсирующая в венах и в его члене, и так легко было его ранить, со всей этой кровью, он не мог ни о чем думать, единственное, что имело значение, это Гарри, рядом с ним, он никогда не причинит боли Гарри, которого он так любил, любил...

Гарри кивнул, сглотнув, словно не в силах произнести ни слова, и когда Снейп прижал губы к губам мальчика, они открылись навстречу его рту. Он ощущал его вкус, сладость губ и теплую влажность маленького языка. Он целовал мальчика с нежностью и любовью, которых в нем никто не подозревал, и мальчик прижимался к нему, позволял Снейпу касаться и целовать его, и, Боже мой, это было столь сладостно, столь упоительно, что после этого можно было спокойно умереть...

Когда язык Гарри скользнул в его рот, Северус Снейп излился прямо в штаны.

На этот раз он не смог сдержать стон, долгий, полный боли и стыда, и, задыхаясь, отчаянно пытался успокоить свое дыхание, чувствуя странную опустошенность и смутную боль.

- Что случилось? - прошептал мальчик, слегка отстраняясь с немного испуганным и непонимающим видом.

- Я кончил, - ответил Снейп хрипло, пытаясь успокоить свое срывающееся дыхание, подавить стоны.

Гарри покраснел; Снейп не знал, понимает ли он, что значит "кончить".

- А, - сказал он.

Снейп наклонился к Гарри и в течение нескольких мгновений, показавшихся вечностью, обнимал его, зарываясь лицом в его волосы, наслаждаясь его запахом. Ему хотелось плакать.

- Думаю, тебе пора идти, - сказал он, наконец, выпрямляясь.

- Да... - Гарри облизал губы. Выглядел он так же неловко, как Снейп себя чувствовал. - Наверное, мне пора... Только я хотел спросить... можно... можно мне будет прийти еще... знаете, когда-нибудь?

Он смотрел на Снейпа умоляюще.

Несколько секунд Снейп отчаянно боролся с собой. "Да, - хотел сказать он. - Да, да, приходи... Приходи, в следующий раз я возьму тебя в свою постель; я часами буду ласкать и целовать твое обнаженное тело... Я покажу тебе наслаждение, которого ты никогда не знал, и мы будем делать это медленно, так медленно; я никогда, никогда не причиню тебе боли, я просто хочу, чтобы тебе было хорошо... Приходи еще и еще, и я научу тебя... Приходи и позволь мне, позволь мне заставить тебя стонать и кончать, позволь мне боготворить тебя, позволь мне обладать тобой, и я не разочарую тебя. Приходи, и я буду любить тебя больше, чем ты мог себе представить, я буду любить тебя, пока сила моей любви не задушит тебя - и я никогда тебя не отпущу".

Но этого не могло быть, он знал это, и во рту у него пересохло при одной мысли об этом. "Нет". Единственно возможный, единственно правильный ответ был "нет". "Нет, Гарри, ты не знаешь, что с тобой произойдет, ты не узнаешь об этом много, много лет... Не узнаешь, какие глубокие шрамы может оставить на тебе моя любовь, которая убьет в тебе всю радость, всю легкость... Нам предстоит война, Гарри, война против тьмы. У тебя свои битвы, а у меня свои, и мы никогда не победим, если... ты и я, в моей постели, разрушим все".

- Прости, - прошептал Снейп на ухо Гарри, обращаясь, скорее, к самому себе, зажмурил глаза так, что пролились слезы, и потянулся за своей палочкой. - Obliviate.

Достать другой свиток